Оправа для бездны - Страница 104

104

Недолго Марик раздумывал, да и времени на раздумья у него не осталось. Если бы клинки в свете Селенги не сверкали, окликнул бы незнакомцев, а так – только ноги под себя подобрал, когда пес молча, не издав даже рыка, бросился вперед. Тут-то и помянул про себя Марик реминьского кузнеца. Насквозь лезвие глевии грудину псу пробило. Так легко в кость вошло, что даже и завизжать зверь не смог, или в породе у них было так положено – смерть беззвучно принимать, вот только погонщики его отступать и не думали: тоже вперед рванулись. В мгновение Марик на ногах оказался, крутанул в руках древко, едва спину не потянул, но все-таки облегчение почувствовал – слетел с клинка зверь, да уж разворачивать оружие некогда было, так и ткнул противника под замах в гортань заостренным утяжеленным комлем. Захрипел тот и повалился Марику под ноги. Тут и засвистела над головой безусого баль глевия, словно в это самое мгновение к рукам прирастать начала. Правда, воины явно не спешили испытать на себе прочность ее лезвия. Отшатнулись в стороны, мечи выставили, да стрела у Марика под рукой фыркнула и сразила одного из напавших. Последний сразу же ринулся вниз по склону, но далеко не ушел – покатился, обламывая древко второй стрелы, вошедшей ему чуть выше воротника.

– Где ж ты раньше-то был? – обернулся к ремини Марик уже после того, как понял, что нападавшие мертвы.

– Да где бы ни был! – проворчал Насьта, стирая пуком травы кровь с одежды. – Разве от твоего броска увернешься? Я-то ладно – ты ж ведь мне лук мог сломать! Да что лук – шею! В этой псине веса – как в хорошем кабане! Чего ты швырнул-то его на меня?

– Да… – почесал затылок обескураженный Марик и вдруг понял, что он только что убил человека. Дыхание у него перехватило, и, цепляясь за древко, он тяжело осел на ближайший валун.

– Собаку не считаем, – буркнул, морщась, Насьта. – А без собаки – за мной уже двое против твоего одного. С почином тебя, баль. И меня, кстати. Не рановато ли начали?

– Тихо, – негромко бросила Кессаа, выпрямляясь, и Марик понял, что и сайдка явно не в полусне провела схватку. Блеснула колючка, отправляясь в ножны, Кессаа забросила на спину мешок и тут же наклонилась над телом одного из нападавших.

– Мы их видели на постоялом дворе, – пробурчал ремини. – Эти молодцы были с тем нанимателем, который в бордель нас зазывал.

– Обыщите их, – приказала сайдка и взмахнула руками, расстилая над травой полосы сизого тумана. – Не волнуйтесь, сейчас сразу они не двинутся к Суйке, я держу их пока.

– Дожили, – вздохнул Марик. – Удивляемся, когда мертвец падает, а не ногами топает.

– А что искать-то? – не понял Насьта.

– Деньги, амулеты, татуировки – все, что может рассказать о них хоть что-то.

На телах найти ничего не удалось. Правда, у первого же воина Кессаа обнаружила большой и прочный суконный мешок, годный, чтобы человека туда поместить, но даже оружия у воинов никакого не было, кроме мечей, ножей и странных коротких плетей, похожих на прихваченные металлическими кольцами к коротким рукояткам набитые тяжелым песком кишки.

– Свинец, – принюхалась к вытертой до блеска коже Кессаа.

– Кровью пахнет! – откликнулся Насьта.

– И кровью тоже, – кивнула Кессаа. – Странные порядки в их борделе. Я бы сказала – как в загоне для рабов. И лица у помощников нанимателя не рептские и не сайдские. Хотя и похожи на сайдов. Кстати, воины они не слишком хорошие или не успели себя проявить… Мне показалось, что им привычнее сражаться где-нибудь на палубе морской ладьи или галеры. Ну об этом после. Стрелы вытащил, ремини? Пойдем посмотрим на хозяина этих молодцов.

Она взмахнула руками, словно подбирала расстеленное колдовство, и Марик почувствовал, как сердце начинает заходиться в груди. Убитые воины зашевелились, затем неуклюже поднялись на ноги и медленно пошли в сторону гор.

– Не переберутся через горы, – прошептал побледневший Насьта. – Ведь в Суйку все они отправляются? Анхель говорил, что злая воля их по дорогам ведет. И почему собака никуда не собирается?

– Значит, есть там дорога, – заметила Кессаа. – А собака Суйке без надобности… наверное.

Спутники так и не вышли из придорожных кустов – и не потому, что утренний сумрак уже разрезали лучи поднимающегося Аилле. На начинающей заполняться беженцами дороге суетился уже знакомый толстяк, что-то растолковывая нескольким крепким стражникам.

– Так, – пробормотала Кессаа. – Лучников нет, уже хорошо. И собака у них была только одна. Так. А это…

Кессаа напряженно замерла, и Марик в недоумении попытался раздвинуть кусты. Мимо толстяка и стражников сочился редкий поток людей, и только еще одна фигура застыла недвижимо. На противоположной стороне дороги стояла худая женщина со словно из камня высеченным лицом. Из-за плеча ее торчала рукоять меча, голова была плотно затянута платком. Она держала под уздцы крепкого коня.

– Значит, разыскала ты все-таки меня, и вдоль Ласки вела, и тут не упустила, – раздраженно прошептала Кессаа и жестко потянула баль за плечо. – Не лезь, когда тебя не просят, и запомни: если увидишь эту женщину, постарайся, чтобы она тебя не заметила.

– Это почему же? – не понял Марик, переглянувшись с Насьтой.

– Убьет, – коротко бросила Кессаа и добавила, выпрямляясь: – Побежали.

«Нелегкое это дело – бежать в гору, – начал размышлять Марик, когда и размеренно ковыляющие мертвые воины остались позади, и раздражение из-за неуместной угрозы смерти от худощавой неизвестной воительницы сменилось утомлением. – И еще более нелегкое, когда живот пуст, а руки дрожат и ноги подгибаются. Неужели так будет после каждого убитого врага? Эх, если бы мы были теперь в лесу – и бежать не пришлось!» Затерялись бы, схоронились между деревьями: не раз приходилось Марику скрываться в лесной тени – лучшие охотники из тех, что остались в деревне, мимо проходили, не замечая сына Лиди. О чем говорить, если он кабана на четыре локтя подпускал? Да. В лесу – не в горах, хотя какие это горы? Так, валуны да скалы – вон они, горы, впереди высятся! А здесь только склон, пусть и крутой. Нелегко бежать все время вверх – как только Кессаа не устает? Насьта и то руками за жесткую траву хватается, от валунов отталкивается, только что не встает на четвереньки.

104