Оправа для бездны - Страница 102

102

Лиха беда начало

Уже к полудню троица преобразилась. Одежда у всех как-то вдруг стала запылившейся и неброской. У Насьты на голове появилась дучская охотничья шапочка с зеленым пером, пояс с завязками для дичи, и кожаный тул спрятался в заляпанный древесной смолой суконный, выпустив наружу несколько явно охотничьих, да еще и обшарпанных, стрел. Марику пришлось набросить на плечи настолько ветхий плащ, что, казалось, он расползется на куски от слишком сильного порыва ветра. Правда, к плащу прилагался колпак бурого цвета – точно такого же, каким стало древко глевии, после того как Марик, морщась от досады, вымазал его охрой. Унижение довершил проволочный круг с драной сеткой, который тут же превратил древко в сачок, а самого Марика – то ли в неудачливого птицелова, то ли в пожирателя лягушек, что изрядно повеселило Насьту. Кессаа просто перевязала платок, достала какую-то мазь и несколькими движениями тонких пальцев состарила себя лет на двадцать, а когда она чуть ссутулила плечи и склонила голову набок, у Марика отчего-то вдруг сжалось сердце, будто он и вправду увидел вымотанную тяжелой дорогой несчастную беженку из Бевиса. Одно утешало: угощение, которое выторговала Кессаа у хозяина постоялого двора, оказалось столь обильным, что Марику даже подумалось, как непросто ему будет изображать на тракте проголодавщегося дуча или даже заблудившегося баль. Он, правда, забеспокоился: с чего это хозяин постоялого двора проявил непонятную щедрость и разрешил покопаться у него среди хлама под лестницей на чердак, но Кессаа только поморщилась и сообщила, что после их ухода у того останется только головная боль о том, с кого же все-таки ему удалось содрать золотую монету. Впрочем, она тут же сообщила, что деревянные ярлыки на проход в город заполучила на всех троих и даже украсила их печатью начальника отряда стражи, который как раз оглашал пьяным храпом кухню постоялого двора.

– А ведь боится хозяин, боится, – заметила Кессаа. – И жена у него есть, и дети, а в доме словно вымерли все, да и все ценное прибрано. Точно уж отправил семью в горы. Говорит, что остальные дома в деревне так и вовсе уже пустые стоят.

Ничего на это не сказал Марик, потому как сайдка отказалась идти по горной дороге. О незнакомце в черном заметила лишь, что, по словам хозяина, слепец просиживал у него за столом с утра до вечера каждый день, а с их приходом, выходит, сразу же и исчез. Кто его знает – может, как раз засаду на верхней дороге ладить отправился? Что касается прочих его слов, то впредь придется обойтись без колдовства.

– По возможности, – успокоила Кессаа надувшего губы Насьту.

Серебряную пластинку сайдка посоветовала Марику продать в первой же меняльной лавке, потому как в бордель она пока не собирается, и в будущем желание откликнуться на столь заманчивое предложение у нее вряд ли появится.

– Что такое этот бордель? – спросил Насьта Марика, запихивая пластинку в кошель, который он предусмотрительно поместил за пазуху.

– Бордель? – наморщил лоб Марик, мучительно перебирая в голове диковины, что приносили беженцы в деревню, и представляя, какая из них могла быть изготовлена в загадочном заведении под названием «бордель». – Может быть, мастерская умельцев по золоту или серебру? Или стекловарня?

– Вот такушки? – сплюнул Насьта. – Ты еще скажи – монетный двор! Ладно, увидим еще, только отчего-то мне кажется, что в этом борделе очень вкусно кормят!

– На спор! – протянул руку Марик, но поспорить так и не успел, потому что ремини уже убежал вперед.

Аилле палил нещадно, и влиться незаметно в изрядно поредевший поток людей оказалось проще, чем поутру. Многие останавливались и сидели на чахлой траве тут же возле дороги, кто-то отбредал по нужде в сторону, поэтому три одиноких, запыленных путника, один за другим присоединившихся к тревожному маршу, не обратили на себя никакого внимания. Кессаа шла впереди, Насьта плелся в паре десятков шагов позади, не спуская глаз с рукояти колючки, которая уж точно не привлекла бы любителя оружия и знатока кузнечного искусства, а Марик шагал вслед за ними, стараясь видеть все вокруг себя и слышать хотя бы то, что могло долететь до его ушей.

До того как Аилле упал за Молочные пики и сумрак, затопивший ленту Манги, начал выползать на плоскогорье, путники миновали еще три таких же крохотных деревеньки, как и первая. Правда, они не могли похвастаться постоялыми дворами, но зато жители их покинуть не успели и даже пытались продавать проходившим мимо людям еду и воду. Последнее возмутило Марика, но, приглядевшись к продавцам, он тяжело вздохнул. Их большей частью неудачная торговля не объяснялась желанием нажиться на чужой беде: они сами стояли на том же краю, и ужас, реющий над потоком людей, пропитывал и их лица, и их глаза. Ближе к вечеру по обочине начались ягодники, которые охраняли юные репты с огромными псами, затем тракт вполз в крохотный городок, на пыльной площади которого утомленные стражники пытались устроить что-то вроде проверки переселенцев, но никто из друзей не задержался перед рептским дозором и на мгновение. Насьте один из стражников с хохотом добавил еще одно перо в его потрепанную шапку, подняв его из-под ног, над сачком Марика начали смеяться еще издали, а Кессаа не заметили вовсе. Марик даже потеребил в ладони деревянный ярлык, что болтался у него на груди, – может быть, все-таки навела сайдка какую-нибудь магию на стражу, – как тут же, сразу за околицей городка, Кессаа полезла сквозь колючий кустарник на косорогор, вслед за ней с дороги свернул и Насьта, а еще через полсотни шагов и Марик, пропустив унылую лошаденку, запряженную в двухколесную тележку, шагнул на сухой откос.

102