Оправа для бездны - Страница 38

– Стой! – Марик похолодел. – Если уж ты можешь снять одного стрелой, так и они тоже? Ора знает?

– Нет. – Насьта почесал кончик носа. – Да сиди ты! Кессаа смотрит за ней. Сейчас уж купальщицы выбираться будут. Гляди, чтобы при хромом – ни слова!

– Да прибереги ты свои советы знаешь для кого? – обозлился Марик.

– И то дело, – кивнул Насьта. – Подскажи уж, кому советовать? Кессаа? Она сама и тебя, и меня советами засыплет, если только нужным посчитает. Вегу? Ему только один совет можно дать: чтобы на дучку не засматривался – не по его зубам ягода. Оре? Ей не советы нужны, а кое-что другое.

– Что – другое? – нахмурился Марик.

– Вот ты у нее и спроси, – вскочил Насьта на ноги, потому что от реки, отдергивая платья от влажных тел, уже поднимались Ора и Кессаа. Девушки громко смеялись, но, приблизившись к бревну, возле которого Марик при виде Оры замер, как тотемный столб, Кессаа тихо и отрывисто бросила:

– Насьта, разожги костер ярче. Ора с тобой. У котла будет возиться. Вегу ни слова. Марик, выжди пару десятков ударов сердца и неторопливо… иди к дому. Не спеша!

Марик, который с трудом оторвал взгляд от облепившего грудь Оры платья, едва не захлебнулся от тепла, что хлынуло на него из глаз дучки. Растерявшись, баль зачем-то поднял жердину с огрызком наконечника, снова положил ее в траву, опять поднял, схватился за грудь и, отчаявшись разобрать отдельные удары в суматошном громыхании под ребрами, махнул рукой и пошел к дому. Чужие взгляды жгли затылок, и поэтому все вокруг: и зеленая долина, и изгиб реки, и желтые сосны – показалось Марику островом в бушующем море, точно так же, как казалась островом родная деревня, когда с запада потянулись израненные воины и редкие беженцы. Вот только моря никогда еще Марик не видел и представлял его в виде громадной реки, которая складывалась вдоль берега плещущими слоями и заполняла ими весь мир до горизонта.

Узкие, сбитые за сотни лет ступени приняли Марика безразлично. Снова в глаза бросились древние камни, и странная весть о хозяине дома, который построил его в незапамятные времена, но умер так недавно, заерзала в голове. Марик потянул на себя тяжелую дверь – и из утренней прохлады неожиданно попал в тепло. В закопченной печи источали жар угли, холодные стены были завешены пусть ветхими, но яркими тканями, в узких окнах-бойницах сияли неровными кусками прозрачного минерала почерневшие от времени и сырости деревянные рамы, а на полу лежали шкуры. Одна из них, что занимала дальний угол, выделялась размером и поблескивала иглами.

«Юррг!» – с тревогой подумал Марик, но Кессаа словно разгадала его мысли:

– Это не твой трофей.

Она сидела на одном из сундуков и разглядывала округлую пластину, выточенную из дерева:

– Ну-ка взгляни!

Пластина оказалась зеркалом в деревянной раме. Вот только выполнено оно было из стекла, а не из бронзы, в темной глубине которой юные бальки из родной Марику деревни частенько пытались разглядеть собственную красоту. Лируд рассказывал про стеклянные зеркала, которые умельцы в городах изготавливают с помощью серебра, но до сего дня все стекло, которое Марик видел, помещалось на толстой шее старостиной жены, да и то в виде грубых бус.

– Что там?

В зеркале отразилось обветренное лицо молодого парня с широко посаженными глазами, крепкими скулами и узким подбородком. Оно показалось Марику нелепым и уродливым. Он неуклюже дотянулся рукой до лба, подергал себя за кончик носа, поскоблил пушок под ноздрями и нижней губой и даже открыл рот, чтобы разглядеть собственные язык и зубы, но тут же покраснел и торопливо протянул зеркало обратно.

– Непохож ты на баль, – задумчиво проговорила Кессаа.

– Моя мать – сайдка, – объяснил Марик. – Из Дешты она… была.

– Спросить хочешь о чем?

Кессаа пристально посмотрела ему в глаза, и Марику захотелось спрятаться, согнуться, забиться в угол, зажмуриться, чтобы только не видеть этого пронзающего взгляда. Он отвернулся в угол и пробормотал:

– Чей это трофей?

– Мой, – спокойно ответила Кессаа. – Я взяла этого юррга в тот же день, что и ты. И второго не пропустила бы, который на тебя вышел, но зацепил меня первый. Еле успела забраться на дерево. Второй шел в сотне шагов.

– Ты? – невольно хмыкнул Марик. – Одна? Без копья? С мечом? Да за то время, что второй юррг пробежит сто шагов, ты и выдохнуть бы не успела!

– Успела забраться на дерево, – устало повторила Кессаа и потянула к плечу рукав. Марик нервно сглотнул: на правом плече сайдки багровел шрам размером с ладонь. Не от иглы шрам, а от зубов.

– Если не веришь, считай, что меня цапнула белка. Не попала по глазам.

– Ты… тоже переносишь яд юррга? – хрипло спросил Марик.

– Нет. – Кессаа мотнула головой и повторила: – Нет. Я только знаю, как выгнать его из крови. Но это очень трудно. И очень больно. Как ты этому научился? Ора не смогла бы спасти тебя.

– Мать. – Слова отчего-то стали даваться Марику тяжело. – Юррг разодрал ей руку до моего рождения. Я родился уже после. И выжил.

– Понятно. – Кессаа опустила голову, словно отдых ей требовался теперь, немедленно, но, когда она через мгновение снова посмотрела на Марика, в ее глазах не было и тени усталости. – Спрашивай, потом я не всегда буду объяснять тебе то, что потребую выполнить. Спрашивай, пока я готова отвечать. Еще два вопроса. Я отвечу еще на два вопроса, затем будем собираться. У нас мало времени.

– Что за судьба? – Марик сдвинул брови. – Ты сказала вчера, что судьба у меня такая – идти с тобой.

– А разве нет? – Она усмехнулась. – Обзывай как хочешь, но ты идешь со мной. И будешь со мной, пока я заразу эту от поселка не отведу. Конечно, если не сломаешься раньше.