Оправа для бездны - Страница 15

– А что же главное? – прищурился Насьта.

– Гнилью могильной из-за иччи тянет, – жестко сказал Марик. – Неспроста это, парень.

Когда еще птиц баль слушал, подумал, что падаль лесную в кустах призрело, но ветром повеяло, и запах подсказал: другой мертвечиной пахнет – той, к которой живность земляная полакомиться уж не поспешит.

– Ну веди тогда меня сам, коли такой чуткий, – побледнел Насьта.

– Ну пошли… тогда, – бросил через плечо Марик, проходя мимо толстяка.

Трех десятков шагов не дошел Марик до раскинувшего ветви дуба. Уже разглядел, как можно колючку у ствола миновать, когда у самых ног блеск какой-то глаз резанул и захотелось немедленно развернуться. Направо ли, налево – только уйти в сторону, словно лихо какое путника впереди поджидало. Остановился баль. Руку раскрытой ладонью протянул за спину, дал знак ремини замереть. Уронил на носок копье, прижал его к траве поперек хода, повернулся к дубу, поклонился, по вдолбленным Лирудом в память реминьским обычаям, невидимому наблюдателю, поочередно коснулся ладонями лба, плеч, скрестив руки на груди, коленей – и, не выпрямляясь, присел. К траве пришлось голову наклонить, чтобы снова блеск разглядеть. Полоса протянулась поперек поляны. Сначала баль подумал, что обрывок паутины повис между травинами, потом пригляделся – нет. Ни паутины, ни какой другой лесной снасти в траве не было. Скорее, прошел по упругой траве незнакомец и протянул за собой веревочный конец, смоченный сверкающим зельем. Вот чудак! Ему бы с таким настоем зеркала из плоских камней да деревяшек ладить, а он траву красит да настроение путникам портит!

Протянул Марик ладонь перед собой, за четверть локтя от полосы почувствовал, как пальцы закололо, подал руку вверх – и перестал иголки ловить в двух локтях над травой. Что ж, опасности никакой. А полосу сильный чародей ставил: от амулетов, что деревенский колдун заговаривал, не щипало – так, пальцы чуть-чуть зудели, а когда внук старосты выпросил у колдуна сильнейший наговор на хромоту да в сапог Марику, недругу своему, засунул – тот лишь чихнул пару раз. Зато потом, когда злоумышленник в собственный сапог заговоренный кусок кожи заполучил, тут же внук старосты сам ногу сбил, месяц потом босиком ковылял. Не на это ли намекал Лируд, когда чутье подопечного упоминал?

– Чего там? – недовольно осведомился из-за спины Насьта.

– А кто его знает, – пожал плечами Марик. – Я ж не колдун, чтобы насторожи чужие расплетать. Полосу кто-то по траве провел. Зачем – не скажу, но, чтобы сигнал охране не дать, на два локтя прыгать придется. Или это для отвода глаз наколдовано?

– Полосу, говоришь? – засопел Насьта. – Прыгать придется? Нет там никакой полосы, а если и есть, глазом ее не возьмешь! Тот, кто ставил, и то не разглядел бы глазом! А ты увидел – и не колдун при этом?

– Сомневаешься? – понял Марик. – Что ж, сомневайся. Только я-то ни развеять, ни подтвердить твоих сомнений не могу. Ты лучше спроси об этом у того, кто тебя на встречу ко мне послал. Или он полосу эту и ставил?

– И спрошу! – сжал губы ремини и заторопился к дубу – напролом, через полосу, только крикнул на ходу кому-то: – Ситка! Что там у тебя? Чем воняет? Опять, что ли…

Ичча начиналась не от самого ствола, а за полтора локтя, но темная кора могучего дерева создавала ощущение, что прохода нет. Впрочем, его и в самом деле не было, потому что, перешагнув бугрящиеся над землей корни, Марик попал в узкий, шириной в два локтя, коридор, который явно только что перегораживался несколькими срезанными и связанными между собой кустами все той же иччи.

Впереди открылась поляна, но сразу за ней во все стороны раскинулась низина, над которой за чахлыми кустами висело какое-то мутное марево. Между тем вонь усилилась, и шла она не от топи. Какая-то слизь висела на шипах иччи, пятна покрывали траву, а дальше, там, где начинались кусты, стояли трое ремини, и темная груда лежала у их ног.

– Иди-ка сюда! – оглянулся Насьта. – Взгляни-ка, дорогой ты мой «неколдун», что это? У вас такая погань водится?

Марик подошел ближе, окинул быстрым взглядом троих незнакомцев, уверившись, что, хоть ремини действительно невысоки ростом, упитанность Насьты правилом среди них не является, и взглянул на сваленные в кучу тела.

Издавая зловоние и изгаживая траву черной слизью, перед ним лежали более чем странные создания. Судя по силуэтам, это были люди, но вид их был столь ужасен, что не тошнота поднималась к горлу, а сами внутренности были готовы выползти через глотку. Казалось, каких-то несчастных зашили в черненую кожу, да так, что не осталось не только швов, но и отверстий для глаз, для носа, для рта, и, обрядив в этаких кукол, выгнали в дикий реминьский лес. Отправили в дальний путь, поскольку ноги у мерзких созданий были стерты так, что выступающая из ран слизь запеклась, как вывалянная в пыли древесная смола, а стебли травы и молодые листья густо облепили то, что у нормальных людей называлось бы руками и ногами. Все пять тел были пронзены стрелами и посечены мечами. Головы лежали отдельно, напоминая перемазанные золой горшки.

– Нет, – пробормотал Марик, чувствуя, как ужас начинает щекотать ребра. – Такой пакости у нас не водится. У нас только мертвецы. Обычные покойники. Собственные мертвецы или идущие мимо. Они все отчего-то к западу стремятся. Вот уже четыре года. А эти если и мертвецы, так только те, что не только померли, но и из-за смертного полога возвратились! В болоте каком-то отлежались – да наружу выбрались!

– Ну, – Насьта потеребил ухо, – из-за полога не из-за полога, а наши мертвецы и тут по-особому себя ведут, но об этом после. Нам такие твари не в новинку, но до этого они поодиночке наведывались, теперь же… Ты, парень, посмотри пока вокруг себя, мне переговорить тут надо.