Оправа для бездны - Страница 114

114

Марик лизнул губу, с удивлением почувствовал соль и зашагал вдоль берега обратно к рынку, разглядывая лодки, ладьи и вовсе диковинные корабли, на которых можно было бы перевезти не только полсотни гребцов, но даже лошадь и любое количество груза. Он уже почти вернулся к началу торговых рядов, когда сам почувствовал взгляд. Остановился, недоуменно оглянулся и увидел ту самую женщину, что заставила Кессаа обратиться в бегство. Та стояла на корме длинной, узкой ладьи и внимательно рассматривала баль.

– Где она? – властно произнесла женщина.

– Кто? – сделал вид, что не понял ее слов, Марик и недоуменно оглянулся. – Чего ты хочешь?

– Где она? – громко повторила женщина, скрестив руки перед собой так, что большие пальцы соединились, и сжала кулаки. – Отвечай! Где она?

У Марика слегка заломило в висках, но уж не так, как тогда, когда Лируд пытался заставить его сделать что-то. Раз за разом старик приказывал подопечному грызть сухую глину, а затем брал шип и поправлял, поправлял невидимую татуировку, даже как-то обрил Марика наголо, чтобы добраться до его затылка. Грызть сухую глину Марик перестал быстро, а вот от головной боли избавился не сразу. Да и та уходила – стоило лишь приказать самому себе не чувствовать ее. Так Марик и сделал: зажмурился и кивком отогнал боль в сторону, заодно и оценил длину каната, которым ладья была прихвачена к забитому в берег столбу, и глубину под ее кормой. Вряд ли прыгнет колдунья без разбега на тридцать локтей, а если хоть на половину этого измудрится – все одно по грудь в воде окажется.

– Отвечай! – сдвинула брови женщина и снова стиснула кулаки. – Я знаю, что ты плыл с ней от желтого утеса. Отвечай, где она! Быстро!

– Тебя явно не учили вежливому обращению, – покачал головой Марик. – И думаю, что, с учетом преклонного возраста, учить тебя уже поздно. Ты мне не нравишься. Не буду с тобой говорить.

– Ах ты… – Женщина даже побагровела от гнева.

Марик уже собрался продолжить неторопливую прибрежную прогулку, но за ее спиной показались крепкие воины, а мгновением позже плеск воды подсказал баль, что его не слишком учтивые слова не остались незамеченными. К счастью, на быстроту ног он не жаловался никогда, да, к сожалению, все еще не знал, куда ему следует бежать. Через несколько мгновений он выскочил на причал и невольно замедлил шаги. Здесь он уже был. В полусотне шагов от линии по-настоящему больших кораблей раскинулся рынок, отделенный от города складами и внушительной каменной стеной. Шатры, павильоны и палатки расползались рядами во все стороны, только у сараев образовался пустырь. У разбитых горшков стояли трое крепких рептов с лентами в волосах. Еще пятеро пока что внимательно рассматривали снующих туда и сюда покупателей. Марик оглянулся, увидел четверых воинов, спешащих вдоль берега, и шагнул в толпу. Бежать он уже не мог – оставалось только переходить из ряда в ряд, ссутулившись и опустив голову. Вот только торговцы оказались хуже колючего кустарника: они вцеплялись в каждого проходящего сразу со всех сторон. Вскоре Марик понял, что горшки он продавал бездарно, особенно когда потянулся к несуществующему кошельку, чтобы купить вырезанные из диковинного морского камня бусы для Оры. Между тем темные колпаки преследователей уже мелькали не так далеко. Мгновенно Марик сбросил с плеч мешок, куртку, пугнул малолетнего сорванца, попытавшегося ощупать его пояс, и протянул куртку бородатому старику, который катил перед собой воняющую рыбой полуразбитую бочку.

– Отец! Меняю куртку на твой халат и бочку.

Расползающийся от старости полосатый халат оказался в руках у Марика в тот же миг. Старик одобрительно потеребил шнуровку крепкой куртки и, похлопав корявой ладонью по бочке, потребовал:

– Шапку и посох.

– Только шапку, – отрезал Марик и, сунув мешок в подгнившее деревянное нутро, покатил бочку перед собой в противоположную сторону. Колпаки преследователей еще маячили поблизости, но уже с другой стороны блеснули алебарды стражников. К тому же сразу двое рептов с перехваченными темной лентой волосами прошли мимо, ощупывая взглядами каждого встречного и уделив Марику столько презрения, сколько заслуживал драный халат. Ни Кессаа, ни Насьты поблизости не было. Марик от злости пнул бочку, так что проломилась еще одна из составляющих ее планок, и вдруг замер: среди гама и ругани рынка, среди близкого плеска волн, крика чаек и шарканья тысяч ног он услышал что-то знакомое, словно ветер случайно принес откуда-то с востока нежную песню речной птицы.

– Насьта! – обрадованно прошептал Марик и покатил бочку вперед.

Марик так и не смог приблизиться к арке белых ворот, которые вели в город: толпа стояла столь плотно, что подойти ближе трех десятков шагов не было никакой возможности. Дудка ремини казалась подобной горному ручью: она звенела и плакала, распространяя вокруг себя нечто невозможное на шумном рынке – тишину. Марик откатил в сторону бочку, вытащил из нее мешок, окончательно развалив деревянную утварь, и почувствовал прикосновение.

– Не оборачивайся, – прошептала Кессаа. – Проходи через ворота, мы с Насьтой сейчас догоним тебя.

– Нет! Вы представляете? – уже через квартал возбужденно размахивал руками Насьта. – Я сыграл только три мелодии, а мне под ноги набросали меди на пять монет серебра! А отец укорял меня, что я не изучил никакого ремесла.

– А то, чему тебя учил Анхель, разве не ремесло? – сдвинула брови Кессаа.

– Он называл это баловством, – вздохнул ремини.

– Ты играл чудесно, – согласился Марик. – Вот только вскоре обнаружил бы, что должен кучу денег какому-нибудь молодцу с черной лентой в волосах.

114